Я был убежден тогда и убежден сейчас, талантливее Димы Билана нет никого. Но, если окружать себя х..й знает кем, если быть таким неразборчивым в связях и дружбе, если видеть в друзьях врагов, а во врагах друзей, то это паранойя.
Оскорбления в свой адрес по его поводу я приму как равномерное. Мой бывший младший брат Дима Билан хотя бы достоин любви.
Но если он будет продолжать верить, что карьера важнее всего, а я думаю, не он верит в это. Уверен, если это не Рудковская и не Москва, то комплекс причин внушили ему, что если ты не успешен – ты не человек.
Отар Кушанашвили заявляет: «Даже после утраты первого места в хит-параде жизнь не заканчивается»
Мне, например, нравится, как я живу: в полной жопе, будучи голытьбой, узнав, что такое дворец, который построил сам, оставив квартиры и дом той, которая родила мне детей, говорю откровенно: мне все это нравится, потому что я не оглядываюсь по сторонам. А вы все думаете, когда же про вас напишут или скажут плохо?
Когда Билан получил первое место на «Евровидении», я был в прямом эфире МТV.
Уже по набираемым баллам я знал, что он лидирует с большим отрывом, и когда в московской студии выключили звук, дернула меня нелегкая встать и крикнуть: «Юрий Шмильевич, это случилось!»
Естественно у меня безудержно побежали слезы – я старый сентиментальный человек, и я вышел за камеры, чтобы потом не упрекали, что в тот момент меня брали крупным планом.
Выбежав из аппаратной, я думал: «Он стоит там, в чужой стране, что ему мешает сказать о главном. Надо было обязательно сказать про фигуриста, скрипача… Но не сказать спасибо Айзеншпису, не сказать, что победу я посвящаю моему продюсеру, которого уже с нами нет …»
Например, американцы, хотя бы по бумажке, но читают: «Мама, папа, брат, сестра…» Может быть, в этот момент люди и выглядят смешно, но они говорят «спасибо» всем тем, кто им помогал.
Это была победа Юрия Шмильевича, которая стала притчей во языцех. Это не победа молодого паренька, которому я не отказываю в таланте, это победа забытого, по-моему, им (по приказу) Юрия Айзеншписа. Каким бы он не был – он папа Билана.
Я помню, когда Айзеншпис отказывался работать с Биланом. А я уверял Юрия Шмильевича в квартире на Соколе в том, что он просто невоспитанный, неотесанный кавказец. Он не знает, как говорить «спасибо». Но это был 1900 год смерти Розы Люксембург.
Когда Дима приехал в квартиру, Айзеншпис попросил исполнить его хоть какую-нибудь песню. А тот, видимо, был напуган рассказами о гомосексуальности Айзеншписа. Большего бреда я не слышал.
Уверен и надеюсь, что и про меня так говорят. Это признак культовости.
Мы втроем стоим на кухне. Билан все время смотрит на меня одного с вопросом в глазах: «Что делать дальше?»
А я вижу, что ему хочется есть. Эту деталь он никогда не вспомнит, ведь люди имеют обыкновение забывать такие моменты.
Но для меня важны сентиментальные подробности. Вижу, что он голодный, ему петь не на что, сил нет. Он учится в училище. У него нет денег даже на сосиску.
– Юрий Шмильевич, ему нужно поесть. Мы, наверное, его смущаем, – говорю я Айзеншпису.
Мы выходим. Стол заставлен. Через 15 минут мы возвращаемся – на столе пусто. А стол, надо сказать, у Айзеншписа, у богатого Айзеншписа, был богатым.
Конечно, забыть об этом ему легко, но я не забуду.
Ссылка на источник:
Юрий Айзеншпис и Дима Билан. Часть 1